Семья в век глобализации. о.Александр (Шаргунов)

Мир становится единым. Но этот процесс связан с небывалым ростом и распространением зла. И об этой опасности для семьи, для всего человечества мы должны говорить прежде всего. Зло становится все более организованным, и в нем все более зримо присутствие организующего его.

Мы знаем, что продукция массовой культуры, разрушительно действующая на сознание и находящаяся порой под запретом даже где-нибудь в Америке, поставляется сегодня, подобно радиоактивным отходам, в Россию. Но катастрофа Чернобыля хорошо показала, что ядерное оружие может быть разрушительно не только для врагов, но и для друзей, и для самого народа, владеющего им. Тем не менее, государства, прежде всего США, продолжают строить свои программы так, как если бы современное оружие могло быть опасным только для территории противника.

Думать так — род сентиментального идеализма. Радиоактивные облака могут перемещаться из одной страны в другую. Радиоактивное облако над Россией может пролиться ядерным дождем над Америкой. И радиоактивное заражение Европы может внезапно обнаружиться в Китае и Японии, а радиоактивное заражение России — в Европе. Надо быть реалистом. Но государства, особенно претендующие на мировое господство, не осознают этой реальности.

Сегодня глобализация, в том числе в сфере экономики, — это своего рода новая мировая религия. Нам возразят: «религия» экономики обращена только к земному. Она касается только материального мира, не имеет никакого отношения к духовному. В ней нет ничего общего с сакральным. Так ли это?

А что означает такое восхваление на все лады в европейских СМИ глобализации, когда она уже как будто занимает место Божественного? Мы сознаем, что в известном смысле глобализация — это неизбежность. Здесь несомненно присутствует объективный процесс, связанный с интернационализацией обмена и различными технологическими ре-циями. С этой точки зрения, глобализация — бесспорная реальность, которую невозможно игнорировать. Но нам настойчиво внушают, что существует некая сила, которая находится вне человеческого общества (неизвестно, где). Эта сила смутно сознаваема, но неодолима. Она повелевает государствам заранее открыть свои границы. И, как следствие этого, проводить политику единой «твердой валюты», отказаться от всесилия государства, упразднить системы социальной защиты, отменить запреты на то, что в нравственной области считалось до сих пор абсолютно недозволенным.

Всякое сопротивление и страхи на местах должны быть подавлены. Все знают, с какой жестокостью подавляются манифестации антигл-листов в Европе. Требования глобализации предписываются всем, как если бы они упали с неба. Как если бы они были наделены сверхчеловеческой закономерностью, подчиняющей все и вся. Подобно закону всемирного тяготения. Противостоять силе такой природы государства, народы и их парламенты, уже не могут. Также как все прочие человеческие институты, объединения, партии, армии, церкви. Кто же будет сопротивляться тому, что «нисходит свыше»! Человечество приглашается войти в новую «обетованную землю, текущую молоком и медом» — в великую Вавилонскую башню мондиализации. На всей объединенной планете утвердятся «мир и безопасность» (1 Фес. 5, 3). Такова «благая весть», которая звучит за всеми текстами, исследованиями, официальными заявлениями, посвященными глобализму.

В конце 90-х годов минувшего века все говорили, что конец коммунизма означает смерть утопии. И что теперь человечество входит в «мир реального», в «мир здорового прагматизма». Но произошло обратное. 90-е годы явились настоящим торжеством еще небывалой в истории утопии, которая должна «решить все проблемы». Если обещание этой утопии должно быть исполнено во что бы то ни стало, это означает, что она будет стоить дорогих жертв. Возвещаемое глобализацией «счастье всех людей» освящает заранее страдания, которыми они должны его заслужить. По этой причине споры относительно глобализации — хороша она или плоха, добро это или зло, — не имеют большого смысла. Ибо практически все переводится в плоскость верования. Для тех, кто принял эту веру в «тысячелетнее царство», жертвы и страдания сегодняшнего дня — в том числе, уничтожение такой великой страны, как Россия, вместе с ее народом — оправданы. Они стоят того.

Для тех, кто не принимает эту веру, напротив, они являются невыносимыми и, более того, крайне несправедливыми. По существу, спор принимает богословский характер. Рациональные подсчеты здесь могут дать немного. Речь, на самом деле, идет о трансцендентной области. Где место Бога занимает кто-то другой. Неслучайно из «Конституции объединенной Европы» исключена всякая апелляция к христианским ценностям. Как не случайно и то, что «мондиалисты» пошли несравненно дальше большевиков с их лозунгом «пролетарии всех стран, соединяйтесь». Еще лет 20 назад никто не мог предположить, что самые гнусные грехи, такие как педерастия и даже инцест, окажутся под защитой государственного закона. Зло обнажилось. Оно уже не нуждается в обычных идеологических алиби.

***

Не видеть зло таким, какое оно есть, значит, по крайней мере, не препятствовать его росту. В сегодняшнем мире глобализации философия морали оказывается ненужной. Мораль, нравственные ценности, которые предпочитают именовать «этикой», все чаще относят к области лицемерия, к нетерпимости религиозного свойства или, в лучшем случае, как к остаточному явлению устаревших традиций. То и дело мы встречаемся с утверждением, что «рациональная, современная, автономная этика не имеет ничего общего с религией», которая определяется как авторитарная. И что «современный человек — в неизбежном развитии, в поисках освобождения». Завершается странное и опасное разделение. До полного разрыва с религией. До отказа от всяких принципов. Но можно ли хоть в какой-то степени здраво судить о человеке, не говоря ничего об онтологической сущности зла?

Век глобализации хочет абстрагироваться от всяких связей с трансцендентным. И внезапно он оказывается уже не в состоянии говорить о зле, о грехе, о прощении, о невинности, о вине — эти слова слишком ассоциируются с Небом, от которого он стремится освободиться. В открытом плюралистическом обществе уже не способны дать определение добра и зла, принятое веками.

Верная своим истокам, современная демократия, берущая начало в европейском Просвещении, решительно хочет быть оптимистичной и плюралистичной. Ее афишируемая вера в прогресс, ее желание земного счастья и упадок нравов, ее требование уважать разнообразие мнений и верований — все это запрещает ей принципиально вести какой-либо властный разговор о нравственности. Вспоминается пророческое слово святителя Феофана Затворника: «А властное «вето» сказать будет некому». Таким образом, злу дается беспрепятственное развитие. Да и сами западные (а теперь и наши отечественные) политологи отмечают, что демократия, в полном согласии со своими принципами, «не исповедует морали». Определение того, что есть добро или зло, предоставлено отдельным группам, и, в конечном счете, личной совести каждого. Но это не все. Современное общество не удовлетворяется всеобщим игнорированием вопроса добра и зла, оно полагает его устаревшим и бессмысленным. И в этом присутствует некая воинственность. «Все позволено», значит «все возможно». Но это и есть принцип тоталитаризма. Теперь уже под знаменем абсолютной свободы. Исполняется пророчество преподобного Антония Великого: «Будет время, когда скажут: ты безумствуешь, потому что не хочешь принимать участие в общем безумии, но мы заставим тебя быть как все».

Итак, с одной стороны, — объединение во всем, а с другой, определение, что есть зло — не дело всех, а каждого в отдельности. Коллективно мы теперь «за пределами зла». Современный мир достиг этой запредельности, где сущностному определению добра и зла нет места. Царствует общепризнанное неписанное право — судить по себе самому. Такой откровенный солипсизм защищается тем, что «мораль субъективна». Идет ли речь о гуманитарных науках, о суде, о биоэтике, о литературе, о кино, о текущей политике, о чем угодно — уже не думают о какой-либо связи с нравственными ценностями. Это торжественное отрицание, этот навязываемый всем релятивизм становится формулой, паролем, открывающим все пути.

Общая иллюзия заключается в том, что поскольку о зле больше не говорят, его больше не существует. То же самое следует сказать о все более нарастающем одичании, которое воспринимается многими не более правдоподобно, чем некогда существование диавола с рожками. Поистине, это общепринятое и опасное заблуждение, потому что человечество полагает себя защищенным от варварства только потому, что не видит больше его нигде. Самый блестящий успех варварства — заставить нас поверить, что оно не существует, что все — только «культура», как они говорят. Точно так же как самый большой успех диавола — заставить нас поверить, что его нет.

Но здесь-то и заключается ловушка. Чем больше мы забываем о зле, тем сильнее оно проявляет себя. Люди делают из зла зрелище. Люди отказались думать о зле, но никогда еще так зачарованно его не рассматривали. В этом абсурд рационального порядка, из которого как будто нет исхода. Но это «рассматривание зла», эта реклама греха и насилия по телевидению оказывает разрушительное влияние на духовную атмосферу мира, все более нарушает психическое равновесие детей и молодежи, содействует уничтожению семьи. Противоречие поистине пугающее: все большее возрастание зла в мире, и почти полное отсутствие размышления о нем. Люди больше не думают о зле, но показывают его и смотрят на него как еще ни одно поколение в человеческом роде. Особенно популярен исполненный двусмысленности персонаж, представляющий Добро, и служащий Злу.

Возникает вопрос: если мы не в состоянии адекватно мыслить о зле, как можем мы узнать о его приходе? Как можем заметить приход антихриста?

Но в том-то и дело, что немота демократии перед все возрастающим злом объясняется тем, что она не знает, что такое добро. Сопротивление злу допускается. Однако с запрещением определять, что есть добро. С помощью тысячи акробатических фокусов гл-листская демократия совершает упразднение добра. Цель современного человечества — не достижение идеального добра в будущем, а меньшее зло. Это достаточно призрачное «меньшее зло» становится заменой добра. Смысл жизни человека — как минимизировать зло, а не как осуществить добро. Перед лицом возрастающего зла, о котором люди уже не могут адекватно мыслить, одновременно дается запрет обращаться к высшему добру. Эта ситуация, может быть, более опасная, чем мы можем вообразить. Сама мысль о зле возможна, и может быть понята только в свете добра. Вот центральный вопрос, на который мы должны ответить. Как можем мы мыслить о добре, если добро уже не является нашим идеалом? И что будет с человеческим обществом, с такой беззаботностью шагающим в разверзающуюся перед ним бездну?

***

Всем присутствующим здесь известны эти цифры. Высочайший уровень абортов в нашей стране (более 6 миллионов в год, на каждое рождение — не менее одного аборта). Треть всех детей рождается вне брака и воспитывается матерями одиночками. Современные молодые пары уже в большинстве случаев начинают сожительство без оформления отношений.

Долгосрочный брак все чаще заменяется серией краткосрочных союзов. В социологии это называется последовательной полигамией. Большинство россиян предпочитают вообще отказаться от брака. Количество беспризорных детей, в том числе при живых родителях, по разным данным — от приблизительно одного до нескольких миллионов. Замечательно, что точных сведений об этом как бы не существует. Миллионы детей, вырастая, не умеют читать, и газеты пишут о массовой детской проституции. Количество ежегодных самоубийств среди детей измеряется десятками тысяч.

За один только прошлый год было зарегистрировано 58 тыс. тяжких преступлений, совершенных детьми, и 6 тыс. — особо тяжких, включая 1,5 тыс. убийств. Что ждет нас в недалеком будущем, если, к примеру, на телеканале «2×2», доступном для детей, демонстрируют мультсериалы с пропагандой самого мерзкого разврата («не волнуйся быть геем, это круто и тем более модно!» — восклицает супергерой, который, как правило, к тому же педофил, некрофил, зоофил, наркоман), где смакуются убийства с расчленением и то и дело звучит мат.

То, что не удалось большевикам в 1917 году, их духовные наследники осуществляют сегодня. Как писал Троцкий по поводу расстрела Царской семьи: «Ильич как всегда поступил мудро. Во-первых, мы показали всем, кто мы такие, и, во-вторых, что к старому возврата больше нет». Убийство Царя имело много далеких целей, в том числе и разрушение семьи. Тот же Троцкий писал в 30-х годах: «Опять Россия стала буржуазной, снова в ней культ семьи». Они хотели уничтожить семью. Семья — малая Церковь, и таким образом осуществлялось разрушение всей Церкви. Семья Царя — образец семьи, икона семьи. Символично, что убили не одного Царя и его Семью, а всех верных слуг его. Царственные мученики и слуги их — символ России. Это было как уничтожение всей России.

Грех уничтожает личность человека, а семья — это личностные отношения. И есть один грех, имеющий сугубое отношение к распаду семьи (а значит и всей жизни человечества), который хотелось бы особенно выделить. Это предательство, отсутствие верности. Слова святого Царя-мученика Николая «кругом измена, трусость и обман» поистине оказались пророческими.

Всегда было предательство, но надо было создать атмосферу, где предательство побеждает. Кругом предательство в самом широком смысле слова, и в самом глубоком. В самом мрачном, легкомысленном и преступном. Современная культура — сплошная апология предательства. И супружеская измена, то есть предательство самого близкого человека, разрушение основ жизни восхваляется всюду не просто как норма жизни, а как доблесть.

Гедонистическое общество рассматривает наслаждение как цель и право. Современный человек нелегко принимает какие-либо ограничения. Происходит все большее забвение того, что делает человека человеком — нашей способности ограничивать наши желания. Время СМИ и экономической выгоды — время немедленного приобретения. Время Интернета — время немедленного подключения к желаемому, одним нажатием кнопки. Еще один парадокс: мир, претендующий на глобальное видение жизни, живет одним мгновением. А верность — это отношения во времени. Люди хотят немедленного, сиюсекундного, того, что «сейчас». Восприятие времени, его протяженности повреждено. Это очень опасно! Общество, народ, человечество, в том числе и по этой причине, столь же непрочны, что и семьи.

Нам могут сказать: «Не слишком ли мрачно Вы настроены? Неужели нет ничего положительного в идеологии глобализма?» Повторим сказанное в начале: глобализм — в значительной степени неизбежный объективный процесс. Все более назревает потребность в глобальном разрешении трудностей человеческого существования. В каком-то смысле такие глобальные идеологии как коммунизм и нацизм, являясь предтечами нынешнего глобализма, отрицательным путем подводят человечество к этому. Другое дело, что эти идеологии — великая подмена. Наконец, выскажем неоюданную, может быть, для кого-то мысль: связь подобного подхода к истории с конечными судьбами человечества, с Воскресением Христовым для нас очевидна.

Постараемся понять, что это значит. Или Воскресение Христово — частичная истина, одна из многих, принимаемая лишь некоторыми «озаренными», котораяa priori не интересует современного человека. Или это глобальная истина, реальностью которой измеряется все, и которая придает смысл всему.

К сожалению, немногие имеют мужество идти до логического конца в этих рассуждениях о жизни. Редко встретишь таких, кто осмелится вместе с французским философом минувшего столетия А. Камю произнести эту страшную фразу: «Есть только одна серьезная философская проблема — проблема самоубийства». Хотим мы этого или не хотим, сознаем мы это или не осознаем, нам не избежать безжалостной дилеммы нашего существования: человечество должно либо покончить жизнь самоубийством, либо воскреснуть. Таково требование, предъявляемое к мыслящему человеку.

Мы должны повернуться спиной ко всем идеологиям и ко всем религиям, в том числе к расслабленному христианству, если они не предлагают глобального решения человеческого существования. Потому что коренной изъян всякой идеологии и религии в том, что они оставляют в стороне единственный существенный вопрос жизни — смерть. Воскресение Христово — великий взрыв Жизни в нашем мире смерти. Я, современный человек, могу принять только такое объяснение жизни и истории, которое позволит мне стать лицом к лицу с реальностью смерти и превзойти ее. Вне этого все — лишь развлечение и ложь. И смерть.

Глобализация — Христос или антихрист? Быть как все — что может быть лучше, если речь идет о следовании путем добра? И что может быть ужасней, если речь идет о следовании путем зла? Глобализация — смерть или воскресение? Перед лицом общей беды — греха как нормы, — угрожающей существованию человечества, которая исходит не совне, не от инопланетян, а изнутри человечества, необходимо объединение. Но оно возможно только во Христе Боге, потому что никакими собственными силами невозможно противостоять смерти. Однако объединенная Европа делает сегодня выбор: «Не Его хотим, а Варавву». Перед лицом всепоглощающей смерти и небывалого предательства христиане призваны явить верность своим крещенским обетам, верность таинству брака, своей принадлежности роду человеческому, верность свету Воскресения, который светит во тьме, и тьма не может его объять.

Подписаться
Уведомить о
guest
3 комментариев
Старые
Новые Популярные
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии
3
0
Оставьте комментарий! Напишите, что думаете по поводу статьи.x